Не успел Норрингтон прийти в себя, как в дверь постучали и зашел Бертон с тяжеленной книгой в руках, с шумом положив талмуд на стол коммодора, солдат передохнул и попросил разрешения идти. Отпустив подчиненного, Джеймс отложил в сторону письмо настоятеля и углубился в изучении книги.

Прошло немало времени, перед тем как Норрингтон захлопнул справочник, водя пальцем по страницам в поисках обители Маркуса-Мученика. Такой святой упоминался в справочнике, но мучеником он не был. И не то, чтобы обители, а и собора посвященного ему не было. Была лишь часовня. И часовня эта находилась... коммодор провел пальцем вдоль страницы... в Лангедоке, на юге Франции.

Вопрос был решен. Падре Антонио Хавьер Хосе Солер Рамос никогда не был падре. И сложив все факты воедино, коммодор уже нисколько не сомневался, что вся эта история священника - ложь. По всей видимости пират назвался священником, чтобы не попасть в руки закона. И успешно выдавал себя за отца Антонио все эти два месяца. Норрингтон не мог с достоверностью сказать, что подсудимая Льюис и лже-падре были знакомы ранее, но не сомневался в том, что именно благодаря помощи арестованного Льюис сбежала. Вспомнились слова "падре" - "Судьба". - Зачем же он ей помог? Как пират пиратке? Но ведь в их Кодексе... - Джеймс задумался. В пиратском Кодексе значилось совсем другое. Они никогда не помогали друг другу бежать из-под стражи. Впрочем, Норрингтон не помнил всего, что было в этом своде пиратских законов и правил.

Коммодор посмотрел на Криса. Стюарт задремал в кресле напротив. Пустая бутылка стояла рядом с ним, а трубка Криса лежала на коленях капитана. Джеймс поднялся из-за стола и потряс Стюарта за плечо, пытаясь его разбудить.

- Крис, он пират. - сказал он открывшему глаза другу. - Нет никакой обители Маркуса-Мученика в Испании и никогда не было.

Коммодор кивнул, вызвал лейтенанта Джиллета и распорядился составить бумагу о передаче преступника испанским властям, так как вина арестованного доказана. Затем он взял со стола шляпу, распрощался с Крисом и вышел из кабинета. Норрингтона утомил этот долгий день. Напоследок он распорядился выставить охрану еще и у окон тюрьмы, на всякий случай и с облегчением подумал про то, что скоро уже прибудет адмирал и одной головной болью станет меньше.

--- из кабинета

Джеймс Норрингтон зашел в пустой кабинет, распахнул окно. В эту ночь коммодору не спалось. И он не мог понять, что явилось причиной его бессонницы. После отплытия испанских судов командующий вернулся домой. Отдав привычные распоряжения слугам, он поднялся к себе в комнату. Там Норрингтон пробыл до наступления темноты, затем лег спать, но заснуть ему не удалось. Поэтому он вновь оделся и пришел в свой кабинет.

Покачивался маятник на настенных часах. Окинув взором комнату, Джеймс обнаружил, что так и лежит на столе справочник. Вернуть капеллану. Рядом валялись распечатанные письма и какие-то бумаги. Сложить в стол.

Коммодор подошел к столу, взял в руки одно из писем, наугад - он даже не посмотрел на лист бумаги. И какое-то время сидел с письмом в руках, глядя куда-то перед собой. Норрингтон смертельно устал. Казалось, что за эти дни прошло полжизни. Бред какой-то...

За окном крикнула птица, нарушив ночную тишину. Мерную тишину, отмеряемого маятником часов времени. Джеймс сел за стол, положил руки на столешницу и опустил на них голову. На коммодоре сейчас не было парика, он сидел в расстегнутом камзоле. И если бы кто-то зашел в кабинет, то возможно не сразу бы узнал командующего ямайской эскадрой в этом усталом человеке с темными волосами.

Джеймс не успел подхватить бледнеющую девушку, как она уже лежала на полу. Коммодор склонился над ней, казалось она не дышит.

Норрингтон воскликнул: - Крис, что ты стоишь! Воды! Быстро воды! - по-настоящему испугавшись за невесту, леди Порт-Рояла довольно часто теряли сознание, и коммодору было известно, что в половине случаев это симуляция. Но, похоже, Джиллиан действительно было плохо.

Джеймс ничего не ответил Стюарту, подхватив на руки невесту он перенес ее на диванчик, стоявший под стеной рядом с картами. Затем побрызгал на девушку водой из стакана, встревоженно взглядываясь в ее лицо.